Елена Соловьева

Если вести разговор о том, кто где родился, все люди нашего поколения родились в глубокой сибирской деревне. Она находится на краю юго-восточной части Омской области. Теперь этой деревни не существует, а называлась она Усть-Горы (ныне не существующее село на территории Нижнеомского Района — "Без подоплеки").

Я родилась, когда было наводнение, 17 июля 1941 года. В тот год деревню залила вода: в ту пору Омка разливалась широко-широко, и только те дома, которые находились на горке, оставались незатоплены.

Папку забрали на фронт, мама осталась со мной и двумя старшими детьми на руках. Надо было жить и выживать. Положение спас дедушка Андриян. Он был очень трудолюбивый человек, любил рыбачить, ловил много рыбы. И рыбу мы обменивали на зерно. Таким образом, пока папка был на фронте, мы и прожили.

Детство прошло в этой деревне. Детство было голодное и босоногое. Ни одежды, ни обуви, ни еды. Навсегда запомнила: питание было скудное, и сахар появлялся только в большие праздники. На столе рассыпали столовой ложкой чуть-чуть сахара, и мы языками его слизывали.

Дедушке нужно было идти на рыбалку, а маме - на работу в ясли. Я очень боялась темноты. И когда становилось темно, я непременно должна была вылезти на улицу. Подходила к окну, разбивала стекло и вылазила. Садилась на завалинку и плакала до тех пор, пока мама не придет. Потом мы затягивали окно, либо какой-то тканью, либо бычьими пузырями. Так у меня в деревне появилась кличка — стекольщица.

Навсегда запомнила, как вернулся с фронта папка: мы выглядываем из полатьев, полная изба народу, и папка пришел с раненой рукой.

Отец работал на технике, но освоить ее с одной рукой было нелегко. Помню такую сцену: он сидит и держит в руке что-то типа веретена и заставляет свою правую руку работать. Веретено падает, он сердится, ходит по хате, потом снова берет веретено и пытается разработать руку. Наконец, пальцы начали двигаться.

Отец был нашим главным кормильцем.

1953 год — умер Сталин. Нас выстроили в коридоре на линейку. Директор в строгом костюме вышла и объявила, что не стало руководителя нашей страны. Вся линейка заревела.

Когда я окончила семилетку, хотела учиться дальше, но нужно было платить деньги за школу и учиться в соседней Хомутинке. Мама папке говорит: «Она учиться хочет, пусть идет». Папка отвечает: «Нечего время терять, пусть идет быкам хвосты крутить».

В Хомутинку ходили пешком семь километров. Это было чудное время!

Жаль, что у нас в деревне не было ни фотографа, ни фотоаппарата.

Мы с волнением вступали в комсомол.

Так получилось, что встретился торговый работник, предложила идти на товароведа. Для этого было нужно пройти практику в Калачинске в заготовительной конторе и потом сдать экзамены в Тюмени. Проучилась зиму, а летом поехала в Усть-Горы через Хомутинку. Там встретила директора, и он сказал, что мне нужно идти в школу. Он позвал работать вожатой. Вот и сагитировал. Я все бросила и получила направление работать в селе Ачаирка.

Потом доработала до лета и поступила на историко-филологический факультет. После установочной сессии нам сказали, что факультет делят на исторический, который отправляли в Ишим, а литфак остался здесь. Я и осталась.

В Нижней Омке я работала в газете «Восход». Была заведующей отдела писем. Сейчас среди людей апатия: никто ничего не пишет.

Однажды опубликовала заметку, в которой описывалось, как отец гоняет пятерых детей и избивает жену. А потом он пришел в редакцию и искал меня.

«Молчит народ, но счастлив ли народ?». Сейчас такая же ситуация, потому что очень долго народ обманывали.

Когда я увидела выступление Горбачева по телевизору, повеяло чем-то свежим. На этой волне я начала перестраивать свою жизнь и начала уговаривать мужа переехать в Краснодарский край к родственникам.

У нас в Сибири учителя в школах работают на голову выше, чем в Краснодарском крае. Там на первом месте — домашнее хозяйство.

Еду в Краснодаре в автобусе, и все ругают местные власти. Приехала обратно в Сибирь, думала, что здесь что-то другое, но и здесь все тоже самое.

Любимое место жительства — Краснодарский край.

В Калачинске я проработала учителем литературы 25 лет.

В селе Кутаис Краснодарского края я проработала два года директором школы.

В 97-м я вышла на пенсию и поняла, что я дома сидеть не смогу. И Людмила Антоновна Бурнашева, тогда председатель комитета по культуре и искусству, которая занималась у меня в кружке «Поиск» в школьные годы, предложила мне должность директора музея.

Первые и последние годы работы в школе — это небо и земля. Раньше учителя почитали и уважали, а в последние годы можно было слышать и маты, и клички.

Работникам бюджетных сфер во все времена жить сложно.

Может быть, и не нужно нашим СМИ показывать все эти крушения. Многие из моих знакомых бояться смотреть телевизор. Я сама, когда слышу слово террорист, мне становится дурно, и я ухожу.

Мечта… что все нормализуется и все наладится, что Путин и наши власти одумаются. Может быть, они сумеют победить коррупцию, но это вопрос. Большой вопрос.

Мне кажется, что лучше всех на посту главы проявил себя Негодяев Анатолий Филиппович. Человек принципиальный и достойный. Когда он делал замечание, он делал его очень деликатно, без наставничества.

Калачинск я люблю. Здесь шло мое становление как личности и как учителя. Здесь меня ценят, особенно культура, образование не знаю. Здесь все, что связано с жизнью и судьбой. Но горечь утраты: здесь я схоронила старшую дочь... Я много об этом думаю и, наверное, поэтому меня все тянет в Краснодарский край.

Самый счастливый момент — это рождение детей. Особенно, когда родилась вторая дочь. Это было возмещение потери и слезы радости.

С мужем я 53-й год вместе.

Люблю канал «ЛяМинор». Там акцент делают на душевной музыке. А как говорят «попса» — это я не люблю.

Я — патриот, в хорошем смысле этого слова. Я люблю свою страну, люблю Москву несмотря ни на что, люблю Омск. Люблю свою деревню, которой больше нет.

Каждый человек должен сделать для себя выводы, как прожить жизнь. Мне помогает жить фраза Амвросия Оптинского: «Что значит жизнь? Жить — это значит терпеть, не обидеть, а любить».